Исполнительный комитет Содружества Независимых Государств

Интервью Премьер-министра Кыргызстана А.Жапарова российскому изданию «Коммерсантъ»

 

«Передо мной поставлена задача практически в два раза увеличить бюджет»

— Давайте начнем с самого простого. Каждый раз, когда СМИ упоминают вас, им приходится уточнять, что вы однофамилец президента, а не его родственник. Пожалуй, это неизбежно. Но если начать разбираться, выяснится, что вы еще и земляки — оба из Иссык-Кульской области. Вы точно не находитесь в каком-то дальнем родстве?

— Я родился в городе Рыбачье (с 1993 года — Балыкчи в Иссык-Кульской области Киргизии.— “Ъ”), потому что мои родители поехали туда после вуза и там работали. Но сами они родом из Нарынской области, Кочкорский район. А президент Жапаров — иссыккулец. Две разные области, поэтому мы точно однофамильцы. Жапаровых в Кыргызстане, как Петровых в России. Если бы мы были родственниками, может быть, это и не было бы плохо. Вы знаете, мы считаем, что все кыргызы приходятся друг другу родственниками в шестом-седьмом колене.

— Как только вы были назначены премьер-министром, президент Садыр Жапаров написал, что вы дали слово добиться очень серьезного роста бюджета: до 280 млрд сом (235,1 млрд руб.) в этом году, 400 млрд в следующем, и 600 млрд к 2024 году. Можете пояснить, за счет чего может произойти такой рост?

— Один раз мы уже это делали — после первой революции (когда был свергнут первый президент Киргизии Аскар Акаев.— “Ъ”), в 2005−2008 годах, я работал министром экономики и финансов, также был и вице-премьером. Так вот, за три года, в которые мне это было доверено, нам удалось в два раза увеличить ВВП и в три раза увеличить бюджет страны. Речь идет не о всей экономике, а скажем так, только об открытой ее части.

Сегодня передо мной тоже поставлена задача практически в два раза увеличить бюджет страны за счет поступлений из налоговой и таможенной службы, за счет введения цифровизации, фискализации и выведения экономики из тени. Это посильные задачи. Мы знаем, как это можно сделать, рецептура есть, методология лечения этой болезни тоже известна, просто не хватало политической воли. Взаимодействие с такой компанией, как Centerra Gold Inc. (канадская добывающая компания, которая долгие годы владела золотоносным рудником Кумтор, но в этом году было принято решение о национализации месторождения.— “Ъ”), и возможность доступа к ее финансовым ресурсам в той или иной мере позволяли президентам не обращать внимания на другие сектора экономики. И здесь была проявлена политическая воля президента Садыра Жапарова, когда он не поддался ни на какие уговоры политических кругов, которые защищали интересы Centerra.

Это дало мне возможность принять решение о работе в его команде. Сейчас мы находимся в активной фазе переговоров с менеджментом и акционерами компании Centerra. Это позволило понять, что наконец-то пришло время, когда вся теневая экономика должна переходить в белую экономику, и должен начаться реальный рост благосостояния народа. А это возможно только при соблюдении закона, только при создании благоприятных и равных условий для нашего бизнеса, который является главным нашим кормильцем в виде налогоплательщика. У нас почти 80–85% дохода — это налоги.

— То есть влияние Centerra на экономику было настолько масштабным, что это отвлекало от всех других задач?

— Да, в том числе и это. Но самое главное — возможность получения каких-либо финансовых выгод от этой компании позволяла не бороться с коррупцией, позволяла не видеть, какой урон, какой колоссальный урон наносит контрабанда и неуплата налогов, которая всегда была основой коррупции в Кыргызстане. Именно теневой сектор кормил чиновников. За 30 лет были попытки сорвать листья с дерева под названием «коррупция». Но сегодня есть политическая воля сделать так, чтобы это дерево засохло.

— Что именно планируется сделать на таможне? Не так давно у вас в стране было крупное расследование по этому поводу. Я имею в виду дело бывшего замглавы таможни Раимбека Матраимова. Но оно так и не закончилось тюремным сроком.

— У меня нет времени и желания бороться с тем, что было вчера. Мы работаем сегодня на завтра. Мы внедряем новые технологии. Это цифровизация и виртуальный склад, электронные счета-фактуры, центрально-кассовые машины, маркировка, штрих-кодирование, которое до этого не очень активно внедрялось в Кыргызстане. В этом плане нам активно помогает правительство России, и я даже прошу своих коллег не за три года, а уже в течение следующего года завершить весь процесс перехода налоговой системы и таможни на фискализацию. Но самое главное — есть желание создать единые правила игры. Раньше были некоторые компании, некоторый круг лиц, которые могли по заниженным ценам растаможивать товары. Этих преференций не будет, будет однозначное простое правило, которое позволяет увеличить грузопоток. Это наш первоочередной приоритет — наша операция «чистые руки».

Если в этом году таможня должна собрать около 52 млрд сомов, то в следующем году таможенные планы подняты до 100 млрд сомов, то есть практически в два раза. На то, чтобы это все сделать, у нас остается ноябрь, декабрь. В таможню и налоговую службу пришло новое руководство, и тот тихий саботаж, который из года в год происходил в этих структурах, он будет сведен на нет с помощью новых технологий, с помощью новых знаний и новых кадров.

— Каким вы видите взаимодействие в рамках Евразийского экономического союза (ЕАЭС), есть ли там что реформировать? Потому что совсем недавно глава МИД Узбекистана сказал, что власти в его стране «присматриваются к критическим замечаниям» членов ЕАЭС по поводу этого объединения. У вас есть жалобы?

— Жалоб нет, но есть моя принципиальная личная позиция. Я стоял у истоков создания ЕврАзЭС, Таможенного союза (организации-предшественники ЕАЭС.— “Ъ”). Главным принципом ЕАЭС была свобода передвижения товаров. Если эта свобода есть — ЕАЭС работает, проблем нет. Но из этого принципа есть исключения. Главенствуют правоохранительные органы, которым что-то мерещится, и мы придумываем новые правила пересечения товаров автомобильным транспортом. Проход для пограничника (между товарами в кузове грузовика.— “Ъ”) должен составлять 70 см, а если пограничник чуть здоровее, то и все 80 см. Вместе с товаром мы перевозим в этом проходе родной воздух — из-за этого товар дорожает на 30%. Разве для этого создавали этот союз? Поэтому в следующем году председательствование ЕАЭС перейдет нашей стране, и мы постараемся эти принципы не только провозглашать, но и делать так, чтобы эти принципы работали. Мы больше ничего не просим.

Свободу передвижения людей вроде бы сделали — даже начали отказываться от слова «мигрант» в рамках ЕАЭС. Свободу передвижения денег вроде бы банкиры обеспечили. А где свобода передвижения товаров? Давайте мы сделаем это настоящей свободой и будем нормально работать и сотрудничать друг с другом.

— Проблема с передвижением товаров как-то связана с вашими двухсторонними отношениями с Казахстаном или это глобальная проблема?

— Эта проблема возникла только в тот период, когда Казахстан решил в качестве члена ВТО (Всемирной торговой организации.— “Ъ”) попросить преференций на 3,8 тыс. наименований товаров, которые идут из Китая. Теперь объем товара, который беспошлинно ввозится на территорию Казахстана, имеет реальную возможность перетекать и в нашу страну, и в Россию, и дальше. Вот здесь и происходит недопонимание.

— Как вы оцениваете сейчас инвестиционную привлекательность Киргизии? Не считаете ли вы, что дело Кумтора оставило негативный след на репутации страны, показав, что предсказуемости для инвестора нет и с собственностью может произойти все что угодно.

— По Кумтору я сразу констатирую факт, что никто ничью собственность не захватывал (компания Centerra Gold Inc. описывает ситуацию именно как «захват рудника».— “Ъ”). Мы являемся крупнейшим акционером Centerra, мы владели 33%, а сейчас владеем 26% акций. Глупо у самого себя что-то захватывать, понимаете? Мы просто считаем, что менеджмент, вместо того чтобы защищать интересы акционеров, начал защищать свои личные интересы. Не было справедливого распределения потоков — как налоговых, так и дивидендов и прибыли. Я могу сказать, что за те 20 лет, которые работает здесь компания Centerra, они вывезли 410 тонн золота на сумму $11,4 млрд и ни грамма золота у нас не осталось. Плюс компания показывает чистую прибыль $2,9 млрд, из которых кыргызской стороне, самому крупному акционеру, дивидендов выплачено только на $74 млн. Я думаю, цифры говорят сами за себя.

Плюс, вместо того чтобы по своему же бизнес-плану защищать экологию, были крупные нарушения с целью экономии. Вместо вывоза горных отвалов на 3,5−4 км вниз в долину, они начали эти все отвалы складывать на ледниках. Мы единственная страна в мире, где такое происходит. Дальше мириться с этим мы не можем. Поэтому всем инвесторам мы гарантируем при соблюдении экологии и наших законов — пожалуйста, получайте прибыль, вывозите — у нас нет никаких ограничений по прибыли.

Мы знаем, что политические бури не делают наш инвестиционный климат привлекательным. Поэтому по возможности мы будем стабилизировать политическое поле. Экономическое и так привлекательное: у нас самые низкие налоги, самое либеральное валютное законодательство, никаких ограничений у нас нет ни по деньгам, ни по земле, ни по вкладам. И те компании, которые сюда пришли, если они продолжат получать прибыль, будут главными рекламными роликами для нашей страны.

«Предыдущие правительства слишком злоупотребили добрым отношением к нам великого соседа — Китая»

— А можете назвать ожидаемые крупные инвестиционные проекты со стороны России и других стран-партнеров? Что сейчас планируется запустить?

— С Россией в прошлом году запущено крупное золотое месторождение Джеруй, первые 5 тонн золота, надеюсь, в следующем году уже будут добыты. Начинаем работать в гидроэнергетике. Я, будучи вице-премьером, был в Москве и попросил московский «Гидроэнергопроект» приехать в нашу страну, и мы начали делать проекты в гидроэнергетике. С такой же просьбой мы обратились в Санкт-Петербургский проектный институт. Мои сотрудники побывали в ташкентском «Гидропроекте». То есть у нас колоссальный потенциал в гидроэнергетике. Если от Советского Союза у нас остались установленные мощности ГЭС на 3,8 млрд киловатт, то у нас потенциал, который мы хотим задействовать в ближайшие десять лет,— это 6,6 млрд киловатт установленной мощности. Мы сделаем все, чтобы исправить ошибку правительств, которые были до нас. Имея потенциал в гидроэнергетике, мы не могли представить проекты. Створы для 50 малых ГЭС до 30 мегаватт готовы, весной уже они будут запущены — там очень много российских инвесторов. Первая ветровая станция, первая солнечная станция, я думаю, с 1 марта начнет уже строиться в Кыргызстане. В недропользовании тоже запускается очень много проектов по углю, по цементу и другим направлениям. Начал активно работать Кыргызско-Российский фонд развития. Мной поставлена задача перед его руководством, чтобы в следующем году все деньги (а это где-то около $300 млн) были освоены в Кыргызстане. И плюс мы должны были получить еще $500 млн инвестиций на маровских (МАР, Международная ассоциация развития.— “Ъ”) условиях у Евразийского банка развития при вступлении в ЕАЭС. Такая возможность была Кыргызстану предоставлена, и в следующем году, я думаю, мы начнем ею пользоваться. Мы уже направили соответствующие письма как российскому правительству, так и в Евразийский экономический банк развития.

Кроме Кыргызско-Российского фонда до Нового года заработает Кыргызско-Венгерский фонд — это €50 млн. Первые €16,5 млн уже пришло. Кыргызско-Узбекский фонд развития — еще $200 млн. На днях я разговаривал со своими коллегами из Узбекистана — до Нового года мы начнем осваивать первые $50 млн. Мы не стоим на месте, мы хотим показать инвесторам, что можем не только митинговать, но и работать.

— Хотелось бы больше узнать о других инвестиционных партнерах. Китай — очень важная тема для Центральной Азии в целом. Кроме того, говорят о масштабной экономической экспансии Турции.

— Турция — это один из главных партнеров. Если посмотреть статистику, то в торговле из третьих (то есть не постсоветских.— “Ъ”) стран как раз наилучшие позиции занимают Китай и Турция. Мы исчерпали лимит заимствований с помощью госгарантий наших соседей — Китайской Народной Республики, но мы не против того, чтобы у нас осваивались прямые инвестиции с соблюдением норм экологии и интересов наших граждан и нашего бизнеса. На мой взгляд, у кыргызов была добрая традиция дружить с соседями, а не занимать у них беспорядочно деньги. К сожалению, предыдущие правительства слишком злоупотребили добрым отношением к нам великого соседа — Китая. Мы будем закладывать совершенно новую основу наших двусторонних отношений.

— Давайте поговорим об инфраструктурных проектах, потому что в свое время о них говорили очень много, а сейчас не совсем понятно, на какой стадии они находятся. Например, дорога Север—Юг — альтернативная автомобильная и железная. Когда-то говорили, что чуть ли не все согласовано. Но вот новость от 22 июля: строительство альтернативной дороги затягивается, построено всего 9%. С железной дорогой, я так понимаю, еще хуже. Когда все-таки из Бишкека в Ош можно будет доехать по железной дороге?

— По альтернативной дороге. Надеемся, что в следующем году, к концу года, мы запустим эту дорогу, и она начнет служить нашему народу. Да, были тяжелые условия кредита, но это уже в прошлом — мы ее закончим и введем в действие.

Что касается другого большого проекта, железной дороги Китай—Узбекистан—Кыргызстан, то мы уже сделали все полевые исследования, ведутся интенсивные консультации проектных институтов, надеемся, в следующем году этот вопрос сдвинется с мертвой точки. Там, насколько я знаю, было больше политики — все время были разногласия по колее. Но я думаю, главы наших государств, в том числе и России, примут мудрое решение и мы начнем строить эту дорогу. Хотим мы или не хотим, КНР становится первым государством в мире. Потребность в китайских товарах стремительно растет в России, в Казахстане, в Киргизии, в Европе и других странах мира. Я сам просмотрел этот маршрут: 280 км, из которых около 57 км — тоннели. Это уникальная возможность для нашей страны, которая в этом случае становится транзитной страной.

— Этот проект выгоден и вам, а не только Узбекистану?

— Это в первую очередь выгодно нам. Мы хотим торговать не только товарами из Китая, мы хотим торговать с Китаем. Для этого у нас есть великолепная возможность — 1 тыс. км общей границы и пока только две автомобильные дороги. Но если появится и железная дорога, мы с большим удовольствием хотели бы торговать всеми товарами и промышленной продукцией, которая производится и в рамках ЕАЭС, и у нас с Китаем.

— Так колея согласована?

— Сейчас идут консультации министров транспорта, железных дорог, я надеюсь на мудрое решение глав государств. Больше пока ничего не могу сказать.

— Но это другой проект. А что насчет железной дороги Север—Юг?

— Это уже будет второй этап железной дороги. Как только дорога Китай—Кыргызстан—Узбекистан будут построена, появится возможность соединить ее еще со станцией Каракече. Дорогу от Бишкека до Каракече российские и кыргызские железные дороги уже активно проектируют, я даже видел контракты по поставке шпал, рельсов. Надеюсь, что в случае решения первого вопроса второй решится сам собой.

— Можно поставить какие-то временные рамки, когда хотя бы дорогая Узбекистан—Китай будет готова?

— Мы на своем уровне уже полностью готовы начать это строительство, переговоры между Узбекистаном и Кыргызстаном почти завершены, осталось только решить вопрос с КНР. Насколько я знаю, в 2012 году, когда я был министром финансов, вопрос финансирования был тоже отрегулирован.

— Ни один разговор о Центральной Азии сейчас не обходится без Афганистана. У вас, насколько я знаю, был товарооборот с этой страной при прежнем правительстве. Сейчас он сохранился — может быть, через Узбекистан?

— Нет, пока таких открытых данных нет. О возможности этого сотрудничества можно будет говорить после нормализации ситуации между Кыргызстаном и Таджикистаном (весной текущего года страны несколько дней вели боевые действия на границе.— “Ъ”). У нас дорога была только в этом направлении. Но вы сейчас подсказали идею, что можно и через Узбекистан,— будем налаживать и этот путь торговли.

— Там же железная дорога до Афганистана, и у вас с Узбекистаном железнодорожное сообщение тоже есть.

— Абсолютно правильно, поэтому Узбекистан смог на сегодня решить вопрос о возможности запуска агропоездов в Россию. Мы хотим туда и свои вагоны прицеплять. Идея увеличения товарооборота с Афганистаном тоже хорошая.

— А что насчет проекта CASA-1000 (проект энергомоста для продажи электричества из Киргизии и Таджикистана в Афганистан и Пакистан)? До падения Кабула вы говорили, что он уже привлек инвестиции.

— Проект активно продолжается. В прошлом году мы начали на своей территории участок осваивать, получили кредит на $330 млн, и думаю, в ближайшие два-три года присоединимся к Таджикистану и эта линия заработает. Конечно, в случае мирного неба.

— Я так понимаю, сейчас этот вопрос усложняют ваши очень непростые отношения с Таджикистаном, к тому же его надо заново согласовывать с правительством талибов («Талибан» — запрещенная в РФ террористическая организация). Очень много неизвестных.

— Абсолютно точно. Думаю, понятнее было сделать наше внутреннее кольцо бывших стран СНГ и торговать электроэнергией с нашим соседом Китаем. Там такие запросы в экономике, что дефицит энергии очень и очень большой. У нас самих отложенный дефицит электроэнергии на сегодня, вот сейчас смотрел, 3 млрд киловатт. То есть наши инвесторы готовы вложить $1 млрд, но нет электроэнергии. Мы об этом говорили с моим коллегой, премьером Белоруссии. У них сейчас профицит, у нас дефицит, нам надо транзит налаживать через Россию и Казахстан к нам. И этот белорусский профицит мы могли бы с удовольствием продавать КНР. Как раз такой проект в нашем правительстве сегодня запускается.

— То есть с таким потенциалом гидроэнергетики вы вынуждены покупать электроэнергию у Белоруссии?

— Это сегодня. А вот через два-три года мы вместе с белорусами излишки своей электроэнергии будем продавать, надеюсь, Китайской Народной Республике или через Афганистан в Пакистан и Индию. Самое главное — что появляются возможности реализации электроэнергии.

«Никто из нас не борется с памятниками Ленину»

— Я знаю, что для вас существует вопрос переселения этнических киргизов из афганского Памира. Идет ли этот процесс и считаете ли вы это действительно необходимым?

— Глава государства Садыр Жапаров принял решение, что если кыргызы по национальности, где бы они ни жили, захотят вернуться в нашу страну, мы создадим им комфортные условия для переезда и проживания. Что касается памирских кыргызов, которые совсем недавно, в начале XX века, были вынуждены покинуть нашу территорию, то для них — при желании переехать — мы уже готовим специальные селения, где они могут компактно вместе проживать, не меняя своего образа жизни. Мы для них готовим строительство домов, школ, больниц, как в Афганистане, так и на нашей территории. Мы оказываем гуманитарную помощь в Афганистане и готовы увеличить ее объемы — это и есть наша ответственность, как соседа и ответственного члена международного сообщества. Как бы тяжело ни было нам, мы будем помогать Афганистану, в стороне стоять не будем.

— Я слышал, летом был случай, когда группа афганских киргизов перешла в Таджикистан, и вы были готовы их забрать, но таджики их вернули обратно, в Афганистан. Вы это сочли недружественным жестом с их стороны?

— Нет. Просто и та напряженная обстановка, которая складывалась в Афганистане, и наши взаимоотношения с Таджикистаном не позволили этническим кыргызским семьям пересечь Таджикистан и переехать к нам.

— Как вообще идет процесс согласования всех проблемных вопросов с Таджикистаном? Идет ли какой-то разговор о границе, в частности об анклаве Ворух, из-за которого недавно были боевые действия?

— Рабочие группы работают не переставая — и днем, и ночью. Есть комиссия, с нашей стороны возглавляет ее вице-премьер, председатель Госкомитета национальной безопасности Камчыбек Ташиев. Я могу сказать только одно — мы более близки к решению вопроса, чем когда-либо.

— То есть получается, что одна сторона согласится с позицией другой? Насколько я знаю, позиция Таджикистана заключается в том, что Ворух — это вообще не анклав, и дорога к нему тоже принадлежит Таджикистану, а не Киргизии. В этом ключевая проблема.

— Давайте сейчас не будем предугадывать какие-либо ходы или высказывания с обеих сторон. Подождем решения рабочих групп, межправкомиссий и потом, надеюсь, когда будет принято решение на уровне парламентов, будем более-менее комментировать этот вопрос.

— А не потому ли этот вопрос так тяжело решить, что примерно в том районе проходит так называемый Ошский героиновый коридор? Там идут наркотики из Афганистана, и нестабильность выгодна определенным силам?

— Я не исключаю и этот факт. Но еще раз повторяю, надо с учетом интересов двух народов решить этот вопрос, несмотря на любые факты, на любые заинтересованные стороны. Надеюсь, что и народы двух стран, и главы государств найдут то мудрое решение, которое позволит нам жить в мире и дальше, и охранять наши внешние границы вместе.

— И все-таки что касается транзита наркотиков. Киргизия, как известно, так или иначе была частью этой цепочки. Правительство «Талибана» обещало решить этот вопрос. Чувствуете ли вы какие-то изменения уже сейчас? Все-таки три месяца прошло с момента прихода талибов к власти, и наверняка ваши спецслужбы, таможня уже что-то видели.

— Нет. У нас и граница, и таможня работают в усиленном режиме. Граница с Таджикистаном закрыта. В этом случае трудно сопоставить объемы. Но Кыргызстан всегда был, есть и будет против наркотиков.

— Уже достаточно долго ничего не слышно о проблемах тюркоязычных мусульман Синьцзяна (Синьцзян-Уйгурский автономный район Китая, СУАР). При этом известно, что отец президента Жапарова сам родом из Китая, переехал оттуда в советское время. Вы в курсе, что там сейчас происходит с вашими соотечественниками? Не было ли попыток переселить людей оттуда? Вы сказали, что любой киргиз, желающий переселиться, должен это сделать. К Китаю это тоже относится?

— Можно перейдем к следующему сразу вопросу? Внешняя политика — как бы не мой сектор, мне не хотелось бы втягиваться в эту дискуссию.

— Хорошо. Тогда давайте к вашей внутренней политике. Известно, что 28 ноября пройдут парламентские выборы. Правильно ли я понимаю, что после них в правительстве будут определенные изменения? То есть в зависимости от того, какие партии наберут больше голосов, распределятся министерские посты.

— Это было до той конституции, которую народ наш принял в связи с избранием нового главы государства — Садыра Жапарова. Я очень рад, что закончился десятилетний период безвременья, так называемой «парламентской демократии», когда по итогам выборов разные фракции, как пирог, разрезали наш Кыргызстан. Дошли даже до сел, кто где распределяет воду. В результате за эти десять лет мы потеряли всех профессиональных управленцев. Как результат — вы видите, в каком состоянии находится экономика нашей страны. Винегрет, который создавался после каждых парламентских выборов, не давал возможности работать исполнительной ветви власти — она стала продолжением парламента. Везде были дискуссии, совещания, защита интересов фракций, которая выдвинула их, защита интересов лидеров фракций, во многих случаях эти интересы не совпадали с народными интересами.

Вакханалия коррупции, теневой экономики, возможность разбогатеть с помощью власти, привела к той катастрофе, которая случилась в прошлом году. Президент Садыр Жапаров полон решимости не допустить ничего подобного.

По новой конституции правительство теперь формирует сам глава государства. Он сформировал новый состав кабинета министров и поручил мне его возглавить. Новое правительство обладает полным мандатом доверия народа и руководствуется детально прописанной программой действий до 2026 года. Я уверенно заявляю, что результаты парламентских выборов 28 ноября будут справедливыми. У нас теперь самая прогрессивная система выборов: не только одномандатные и пропорциональные выборы, но и открытые партийные списки, как в Скандинавии. В стране сейчас полная свобода агитации для всех политических сил. Любая оппозиция может как угодно вести свою работу. Президент не выдвинул свою партию, но будьте уверены: наш народ устал от неурядицы и хаоса. Наш народ проголосует за ответственные и патриотические силы, которые поддерживают программу президента. Новый состав парламента сосредоточится на законодательном поле и будет обеспечивать поддержку деятельности кабинета министров.

— То есть непосредственные результаты выборов не окажут влияния на состав вашего кабинета министров?

— Надеюсь. Юридически это так.

— А противостояние северных и южных кланов продолжается? Приходится ли держать баланс в этом вопросе при назначении чиновников?

— Это искаженное понимание кыргызской политики. Но если хотите, то именно поэтому в новом парламенте будут одномандатники — представители всех 36 округов страны кроме 54 депутатов по партийным спискам. Надеюсь, это позволит избежать перекоса в кадровых вопросах. Но традиционно регионализм касается не людей. Это касается политических лидеров, которые разыгрывают эту карту, когда хотят что-то получить исходя не из своих профессиональных качеств, а по причине рождения в том или ином округе, южном или северном.

— Давайте завершим очень чувствительным для России вопросом. Несколько месяцев назад многие российские СМИ затрагивали тему «притеснения русскоязычных в Центральной Азии». Киргизии тоже досталось — по сути, эта волна публикаций началась с истории с русским мальчиком, которого побили на спортивных сборах. Вы можете объяснить, с чем была связана эта кампания? Не возникла ли у вас какая-то обида на российскую сторону? Признаете ли вы вообще существование этой проблемы в своей стране?

— Это была проблема России. То есть были выборы и Владимир Вольфович (Жириновский, глава ЛДПР.— “Ъ”) решил, что надо защищать интересы русских, в том числе и в Киргизии.

— Вы считаете, это была предвыборная кампания ЛДПР?

— Именно оттуда она вся началась. Если вы помните, они выступали рядом со зданием нашего посольства. Мы не исключаем, что эта волна задела и другие партии и СМИ в России перед парламентскими выборами, но выборы прошли. Я должен сказать с большой гордостью, что мы страна, где официальным языком является русский язык. И у нас дети до сих пор объясняются в любви на языке Есенина и Пушкина. Мы сохранили 23 Февраля. Посмотрите, в свой календарь — оно у вас есть или нет? Где еще до сих пор празднуют 7 Ноября? Мы сохранили 8 Марта. 1 Мая есть, 9 Мая есть, все памятники ветеранам Великой Отечественной войны охраняются, чистятся. Мы благодарим судьбу за то, что мы жили в то время, которое называлось Советским Союзом. И никто из нас не борется с памятниками Ленину. То есть мы больше русскоязычные, чем сами русские. Мы лелеем нашу историю.

Но реально понимаем, что жизнь на месте не стоит. Очень трудное у нас настоящее, когда ты знаешь, что дед умирал за Москву, а теперь его внуков в Москве обзывают мигрантами и они не могут устроиться на работу. Но я надеюсь, этот период пройдет и завтра у нас тоже будет общее большое будущее. Думаю, что Евразийский экономический союз все-таки заработает на тех принципах, на которых он провозглашен, и все мы будем гражданами новых стран не только с общей прошлой историей, но и с очень большим будущим.

— А какое слово вы хотите использовать вместо слова «мигрант»?

— Мы при СССР говорили друг про друга «мигрант»? Я хочу использовать словосочетание «гражданин Кыргызстана, который является членом ЕАЭС». Граждане ЕАЭС имеют одинаковые права и возможности как по устройству на работу, так и по другим вопросам, понимаете? Именно поэтому мы в новый союз и вступили.


Адрес страницы в интернете: https://cis.minsk.by/news/21205